«Страданием и бессилием созданы все потусторонние миры, и тем коротких безумием счастья, которое испытывает только страдающий больше всех»
Фридрих Ницше
Прокравшись на цыпочках через холл, Стас отворил дверь и выскочил в черную, пронизанную множеством всевозможных звуков, ночь. Какое-то время он стоял на крыльце и, отстраненно наблюдая за падавшими звездами, настороженно прислушивался к мирно спящему дому. «Не хватало еще, чтоб кто-нибудь проснулся, – подумал мальчик. – Отчим, злой после дороги, точно не станет сдерживаться и влепит хорошенькую оплеуху. А еще эти бесконечные насмешки Никитки…»
Убедившись, что побег остался незамеченным, Стас скользнул в тень сада и пробрался к калитке. Скрипнул петлями и поморщился, а уже мгновение спустя стремительно несся к бледной в свете луны песчаной косе, ласкаемой пенистыми волнами Средиземного моря. Как он и ожидал, на пляже никого не было. Сняв сандалии, он пошел босиком. Прохлада ласкала ступни ног, а шепот волн ублажал слух. В такую ночь нетрудно было поверить в красоту и гармонию мира, – мира, в котором возможно все, даже нормальная семья… Постепенно тревожные мысли покинули голову мальчика; он больше не думал об изматывающем многочасовом перелете, о ворчании отчима и обо всех «достопримечательностях, которые обязательно нужно посетить». Нет! Для Стаса «достопримечательности» заключались в пляже и море, а так же в окрестностях фермы, где они остановились. Все остальное мало интересовало.
Он шагнул в воду и, улыбнувшись, посмотрел на теряющуюся в темноте линию горизонта, на протянувшуюся к самому берегу извивающуюся лунную дорожку. С моря подул ветер, растрепав волосы мальчика и отозвавшись в листве деревьев эхом давно позабытых легенд. Стасу стоило немалого труда подавить в себе порыв и не нырнуть в манящие волны, глубоко-глубоко…
А потом грустно зазвучала песня на незнакомом языке, и ласкающий слух голос, доносившийся откуда-то с холма, зачаровывал и не отпускал – столько в нем было тоски и боли, неразделенного одиночества и загубленных надежд. Не в силах противиться этому зову, Стас направился к деревянной лестнице, ведущей на вершину, где у самого края, глядя в морскую даль, сидела женщина с развевающимися на ветру волосами. Лунный свет холодным блеском переливался на ее прозрачном платье, а в руках она держала серебряную нить, уходящую куда-то в небо.
«Как если бы воздушного змея запускала», – подумал Стас, осторожно приближаясь к незнакомке.
Вдруг она прекратила петь и, слегка повернув голову, мягко произнесла:
– Мой милый путешественник, ты наконец-то вернулся.
Стас опешил, гадая, что же она имела в виду. Между тем, женщина отпустила нить, которая быстро растворилась в мерцании звезд, и поднялась. Она обернулась и с надеждой посмотрела на мальчика.
– Нет. Увы, ты не он… не он…
Она оказалась очень стара, и лишь ее странные, сияющие неким таинственным светом глаза удержали Стаса на месте, не позволив ему броситься от этого привидения прочь.
– Простите, – промямлил он, не зная, куда себя деть, – я услышал, как вы поете…
Она лишь пожала плечами.
– Я прихожу сюда каждую ночь. И пою. Ведь во мне еще жива надежда, что он услышит мои мольбы и возвратится. Передумает… и останется со мной. Тогда мы могли бы слиться в нашей любви… Но где же он? Его все нет и нет…
Стас осторожно присел рядом.
– Вот там, – она указала рукой на линию горизонта, – там однажды появится его корабль. В один из дней… О боги, за что вы так несправедливы ко мне?! За что терзаете меня уже столько лет напрасным ожиданием?! Мои виноградники завяли, а девушки разбежались кто куда… да и сама я уже утратила свой юный облик! Что я теперь? Что?! – И она залилась слезами.
Смущенный, Стас отвел взгляд и посмотрел на темнеющее внизу море и выступающие из воды у самого подножья холма скалы.
– А кого вы ждете? – спросил он спустя какое-то время.
– Возлюбленного, – тихо ответила старуха. – Кого еще может ждать женщина? По воле Отца он оказался на берегах Огигии, и я приняла его со всеми почестями. Но… случилось, что я полюбила его. Я удерживала его рядом с собой столько, сколько могла. Я предложила ему свои душу и тело; предложила вечность… За это меня назвали «Скрывающей», а мой милый, он… он… – она вздохнула.
– Огигия? Но ведь этот остров называется Гоцо? – удивился Стас.
– Какая разница? – вздохнула она. – Когда-то это были мои земли. Я жила здесь в окружении верных рабынь, и все здесь было в моей власти. А теперь? Мои прекрасные леса исчезли, мой дворец обветшал. А все потому, что я позволила себе – лишь однажды! – полюбить смертного? Теперь вот вынуждена расплачиваться… Обреченная вечность провести на этом утесе, я с надеждой вглядываюсь вдаль.
– Сочувствую, – пробормотал Стас.
Она повернулась и внимательно посмотрела на мальчика, улыбнулась и, протянув руку, нежно погладила его по щеке.
– А ты очень мил, – сказала она. – Как твое имя?
– Стас.
– Стас… Будь ты моим сыном, я бы назвала тебя Ардей, и никогда бы не отпускала от себя. Мы могли бы жить во дворце, и я бы научила тебя стрелять из лука. – Она задумалась. – А ведь все это может оказаться правдой. Быть может, не дождавшись возлюбленного, я дождалась сына? Возможно ли, что боги послали тебя, как избавление от моих страданий? Измученная, я ведь так и не постигла радости материнства, не поняла, каково это – любить своего ребенка!
Она поднялась и внимательно посмотрела на Стаса. Морщины на ее лице разгладились, и оно сделалось молодым и свежим. Теперь на мальчика смотрела уже не древняя старуха, но юная девушка.
– Скажи, ты бы хотел остаться со мной и жить вечность в окружении прекрасных дев, гулять по цветущему саду, внимая их пению?
– Я… – Стас испугался. – Но ведь вечность, это… это так много!
– Лучше я покажу тебе; смотри же! Смотри!
Она схватила его за руку и резко дернула, развернув спиной к морю. Стас увидел возникший буквально из ниоткуда величественный храм с множеством террас и колон; он словно бы сиял в лучах невидимого заходящего солнца. А в раскинувшемся у основания храма саду, среди аллей и ручьев, фонтанов и беседок, десятки нимф улыбались мальчику, приглашая присоединиться к их играм. Одни из них пели и танцевали, другие плели венки из фиалок…
– Все бы это стало твоим… Все!
Но тут ее взгляд потух, и незнакомка отпустила Стаса. Она ссутулилась, вновь превратившись в старуху, и, усевшись на свое прежнее место, подняла руку и высыпала на землю завядшие цветы. Порыв ветра подхватил их, обратив в прах.
– Кого я обманываю? – печально прошептала она. – У меня ничего уже нет, ничего… Слишком долго ждала я, чтоб отказаться теперь от этого своего ожидания и поверить в иное счастье.
Стас вновь посмотрел на храм, но прекрасное видение исчезло, остался лишь пустынный спуск с холма, постепенно растворявшийся в ночи.
– Вы волшебница?
– Я – никто, – покачала головой старуха. – Всего-навсего призрак… А теперь прошу тебя, дитя, уходи. Оставь меня. Позволь мне допеть мою песнь и сполна испить мое горе. Горе, что, вероятно, я сама же и породила. Но… Поскольку вера моя еще не угасла, и, быть может сегодня… или завтра ночью… рано или поздно, но он все же вернется? Ведь я жду уже так долго! Так долго…
В руках ее вновь возникла серебряная нить; сама же она склонила голову и негромко о чем-то запела. Но голос ее больше не очаровывал Стаса, напротив, показался ему тоскливым воев некоего не принадлежащего этому миру существа. Жуткого и потерянного создания.
Мальчик поднялся и, не произнося ни слова, побежал прочь. Он обернулся лишь однажды, уже на выходе с пляжа, глянул на вершину холма, но не увидел там никого. Пения тоже не было слышно. Лишь один раз блеснула в лунном свете пущенная куда-то к звездам нить… или это только показалось?
В дом Стас пробрался незамеченным. Тихо поднялся на второй этаж, стараясь при этом не издать ни единого звука, и прошмыгнул в отведенную им с братом комнату.
– И куда это ты таскался? – зашипел уже поджидавший его Никитка.
– Не твое дело! – огрызнулся Стас, раздосадованный тем, что все же попался. – Спать ложись, а то получишь у меня, мало не покажется.
– А вот и не получу! – Никитка показал ему язык. – Расскажу все папке, он тебе ремня даст.
– Не папка он нам, – поправил брата Стас. – Да и что с того? Пусть дает. Мы сюда не спать приехали.
– Это ты сейчас такой смелый…
– Ты лучше помолчи, а я тебе тогда историю интересную расскажу.
– Нет у тебя интересных историй, – скорчил мину Никитка. – Зубы мне не заговаривай тут.
– Одна есть, – спокойно сказал Стас, – и такая, что закачаешься! Про призрак.
Никитка с сомнением посмотрел на брата и заерзал в своей постели. Пока он раздумывал, Стас разделся и, забравшись под одеяло, глянул на звездное небо в окне.
– Так что там случилось-то? – не выдержал Никитка.
– Ну-у, в общем, слушай…