Растревоженная радость

Мне хочется плакать от боли или забыться во сне,
Где твои крылья, которые так нравились мне?

Наутилус Помпилиус

Раскалённая на солнце галька нещадно жгла подпрыгивающие пятки. До океана всего метров двадцать, но, сойдя с полотенца, Влад понял, какое испытание ему предстоит. Милана, уже добежавшая до воды, лишь звонко смеялась, над его неловкими движениями и, подставляя пенным брызгам юное загорелое тело, заходила всё глубже.
— Танцуй, пока молодой! — прокричала она и, тряхнув золотистыми волосами, занырнула под накатывавшую волну.
— Я тебе потанцую, я тебе так потанцую, — ехидно бормотал Влад, преодолевая последние метры.
Но едва он окунулся в обжигающе-ледяной и уже через мгновение убаюкивающе-нежный океан, как позабыл и о Милане и об обожжённых ногах. Всего один небольшой толчок и суетящийся пересвеченный день сменился ненавязчивой прохладой — полумраком подводного мира.
Чтобы случайно не всплыть, мужчина подобрал небольшой булыжник и, прижимая его к груди, зашагал по песчаному дну. Отталкиваясь от приземистых барханов молчаливой пустыни, он ощущал себя мифическим гигантом. Движения получались слегка заторможенными, и это добавляло величия его походке, а суетящиеся блёстки вездесущих мальков только усиливали непривычные ощущения.
— Какой ты неповоротливый, — хихикнула Миланка, скользя вдоль самого дна. Щелчком хвоста она подняла небольшое облачко искрящейся пыли и, показав язык, устремилась дальше.
Терпеть подобные насмешки Влад явно не собирался. Сверкнув глазами, мужчина отбросил камень и ринулся за убегающей тенью. Огибая скалы и продираясь сквозь заросли водорослей, он уже протягивал руку, чтобы ухватить желанную беглянку за переливающийся плавник…
Проснулся Владислав от монотонного тормошения.
— Ну чего ещё? – буркнул он, не открывая глаз.
Тычки прекратились.
— Ты можешь не храпеть? – прошипела супруга. Её потное сопение было немного брезгливым и ожидаемо раздражённым. — Как бегемот рычишь. Аж, стены трясутся.
— Да не храплю я, — зевнул муж, отчаянно хватаясь за обрывки ускользающего сновидения. – И все это знают. Одной тебе мерещится.
— Нет, не мерещится! – тяжело пыхтя, она приподнялась на локтях и, подобрав жирное в ночной сорочке тело, навалилась на изголовье кровати. – Врачи говорят, это серьёзное заболевание, от которого даже умереть можно. Носовая перегородка порвётся, и ты захлебнёшься собственной кровью.
«Скорей бы», — подумал Владислав, но ничего не ответил.
— И вообще, — продолжила женщина через некоторое время, – не хочешь рассказать, кто эти ВСЕ, которые тебя так хорошо знают? Небось, Людка из двадцать седьмой? Или Ирка с Сокольников? Я видела, как ты на неё поглядывал… Чё в подушку уткнулся? Отвечай, когда спрашивают.
— Да чего отвечать-то? — огрызнулся супруг. – Помнишь, дачный сезон открывали? На майские. Так я специально ребят просил проверить — храплю или нет. Все ж тогда в одной комнате ночевали…
— И пили, — закончила за него женщина. – Знаю я твою алкашню, как нажрутся – паровозного гудка не услышат. Не друзья, а сброд какой-то. Честным людям в глаза смотреть стыдно, с кем ты шляешься. Может, и меня на них променяешь?
Он хорошо помнил, чем заканчиваются подобные беседы и уже во второй раз предпочёл отмолчаться. Но расслабиться не получалось. В ночной тишине, словно перезревшая грозовая туча, висело неприятное гнетущее ожидание.
— Мы тогда, между прочим, три яблони посадили и забор переставили, – наконец пробормотал Владислав, не выдержав своего же молчания. – А тебе чего кошмарик приснился?
— Пить хочется, воды принеси, – словно не услышав его вопроса, то ли попросила, то ли потребовала супруга.
Муж послушно откинул тяжёлое засаленное одеяло и, поддев, старые тапки, зашлёпал в направлении кухни. Несмотря на понукание, он даже немного обрадовался появившейся возможности побыть наедине с собой и тем, что осталось от недавней фантазии.
Вспыхнула лампочка, заскрипел старый кран… струйка белёсой жидкости упёрлась в дно чугунной раковины. Теперь нужно было дождаться, пока стечёт горячий подмес. Придерживаясь за холодильник, Владислав опустился на хлипкую табуретку.
Ему было далеко за пятьдесят. Так далеко, что даже немного за шестьдесят. Редкие волосы цвета папиросной бумаги едва прикрывали вечно-наморщенный лоб, усохшие руки беспрестанно искали опоры, а хронический радикулит вынуждал заранее обдумывать любые телодвижения.
Поскрипывая в замызганной пятиметровой кухоньке, он уже давно был не тот, что десять минут назад на берегу Бискайского залива. И ветер не треплет беззаботную чёлку, и океан не целует загорелую кожу, и Милана…
Тяжело вздохнув, Владислав попробовал осторожно расправить ссутуленные плечи, но только охнул и скукожился ещё больше. Две бесполезные слезинки скользнули вниз по его щекам, но с физической болью у них не было ничего общего…

— А вот и промахнёшься, а вот и промахнёшься, — подначивала Миланка, слизывая с пальцев остатки сладкой ваты. – Это только кажется, что так просто, а когда…
— Не галди под руку, — осадил её Влад и, вскинув ружьё, нажал на курок.
Отцовский винчестер загадочно пукнул, обдав их пороховыми газами, но ни одна из расставленных на холме бутылок даже не покачнулась.
— Мази-и-ила, — засмеялась девушка, протягивая липкие руки. – Дай! Теперь моя очередь.
— Сперва умойся, — пробурчал он и снова зарядил винчестер.
Второй выстрел так же ушёл в молоко. За ним последовали третий, четвёртый… Милана уже успела привести себя в порядок и теперь, лишь сдержанно улыбалась, украдкой потягивая коньяк.
После шестого промаха Влад всё-таки не выдержал и тихо выругавшись, протянул ружьё подруге.
— Вот сразу бы так, — улыбнулась девушка. – Смотри как надо.
Минут пять прокопавшись с патроном, Миланка всё-таки зарядила незнакомую винтовку и, практически не прицеливаясь, жахнула в сторону склянок. Бутылки не дрогнули!
Второй выстрел она уже тщательно выверяла, но всё равно промахнулась.
— И чем же это ты занимаешься в своей стрелковой секции? – с нескрываемым удовлетворением, поинтересовался Влад – теперь он чувствовал себя отмщённым.
— Да ну тебя, — надула губки Милана. – Небось, подсунул гнутое с кривым дулом, а теперь и радуешься.
— Да ладно – гнутое. С ним, вон, ещё мой дед на медведя ходил.
— Во-во, и когда это было? В прошлом столетии? С тех пор, небось, и валялось где-нибудь на чердаке.
— Да не, не валялось. Отец на каждый Новый Год из него салюты устраивал. Даже патроны специальные прикупил. Ракетные!
Сказав это, Влад по новой зарядил винчестер и, направив в вечернее небо, дал мощный залп из всех его шестидесяти четырёх стволов. А пока Милана, запрокинув голову, любовалась распускающимися фонтанами, он легонько приобнял её за плечи и осторожно прикоснулся губами к подрагивающей от неровного дыхания…
-…Давай говори, куда второй носок задевал? – ворчала жена, стягивая с Владислава пожухлые треники. — А то разлёгся тут как директор пляжа, а я выискивай по всему дому его портянки.
— Кто? Что? Зачем? – встрепенулся муж, хватаясь за ускользающие вместе со штанами трусы.
— Сам, небось, не постираешь. Так в зассаном ходить и будешь, а не постираешь. Так тебя и на кладбище понесут, — она продолжала бороться с портками.
— Да погоди ты. Какими зассанными? Вот только ж на этой неделе… — барахтался Владислав, отбиваясь от супруги.
— А Федька твой пиво вчера пролил – то ж разве не моча? А я ему нагладила, по стрелочкам расправила… Так нет же – вмиг устряпался. Давай сымай, пока не передумала.
— Да не буду я ничего снимать, — отнекивался старик, разглядывая вытянутые пузырями коленки на месте обещанных стрелочек. – Тебе заняться, что ли нечем? Так лучше бы собою занялась. Причёску там…
— Причёску?! Не для тебя ли, кабель пересушенный? Два зуба на весь рот, а всё не унимаешься. Опять, небось, на баб по телеку таращился?
— А если и таращился? – с задорным вызовом оскалился Владислав, но на всякий случай переполз на другую сторону кровати. – А если и таращился, так может, было на что. Да и портки там по утрам, небось, не просто так…
Увесистый комок тряпья не позволил ему договорить, но, вопреки ожиданиям, за метким броском ничего не последовало. Похоже, ощетинившийся старикашка был настолько жалок в своих фантазиях, что на этот раз его решили даже не бить.

— А вот это здание — больница, а здесь мы голубей разводили, и церковь, а во-о-он тот приземистый домик возле парка – это моя школа. Я там до седьмого класса училась, пока мы не переехали.
Разноцветный воздушный шар похожий на разукрашенное облачко неспешно полз над городом. Впервые оказавшись на подобной высоте, Миланка с каким-то по-настоящему детским азартом вертела головой и тыкала пальцами во всё, что удавалось узнать. Иногда Вадиму начинало казаться, что увлёкшись процессом, она вот-вот выпрыгнет из корзины, но естественно ничего подобного не происходило.
— А люди! Ты только посмотри, какие они игрушечные, — не унималась девушка. – Отсюда они кажутся такими милыми и беззаботными, давай в них чем-нибудь бросим?
— Ты думаешь, им это понравится? – хмыкнул Вадим. – Я слышал, что с такой высоты и простой монеткой можно…
— А мы не монеткой, — загадочно улыбнулась Милана. – Мы черешней! – и, порывшись в корзинке с продуктами, она достала несколько ягод.
Развлечение оказалось невероятно забавным. На пути к земле маленькие бомбочки грозно свистели, а достигнув цели, взрывались тысячами огненных брызг. За попадание в человека начислялось двадцать баллов, за собак и кошек по пять, а за автомобили по сотне. Вот только припаркованных машин практически не было, а попасть в быстродвижущийся объект оказалось чрезвычайно проблематично.
Когда счёт перевалил за тысячу, у них появился реальный противник – разбитной пацан со здоровенной рогаткой. Он ловко уворачивался от черешни, и отстреливался пузатыми арбузами.
Поначалу полосатые ядра пролетали мимо, но со временем парнишка пристрелялся. Очередной его снаряд, всё-таки достиг своей цели и, просвистев над головами воздухоплавателей, продырявил оболочку аэростата.
— Мы разобьёмся! — закричала Милана, в ужасе глядя как съёживается их шарик.
Но Влад был спокоен. Потянув за ручку стоп-крана, он выдвинул аварийные крылья и отцепил гондолу. Всего несколько неприятных мгновений — и вот они уже парят подобно журавлю, лавируя среди облаков и переваливаясь с одного восходящего потока на другой.
Их захудалый городишко как-то сразу остался позади. Внизу и до самого горизонта раскинулось бескрайне-зелёное море, изрезанное, словно трещинами, руслами рек.
Теперь они плечом к плечу стояли у штурвала, то поднимаясь к солнцу, то проносясь над еловыми макушками. Влад осторожно поглаживал её попку, такую упругую в бархатных джинсах, а она доедала остатки черешни и делала вид, что ничего не замечает.
— А знаешь, а я ведь тебя люблю, — произнёс он с неожиданной для себя лёгкостью.
— В каком смысле?
— Да во всех. Я просто люблю тебя. Понимаешь? Я люблю тебя.
— Не понимаю! Кого ты любишь? А ну говори! – резко повернувшись, Милана неожиданно вцепилась в его шею.
— Тебя, — растерянно пролепетал Влад.
— Не ври, я всё слышала, — супруга усиливала хватку.- Теперь-то уж не отвертишься! О ком это ты сейчас бормотал в своих снах?!
Влад судорожно сглотнул и понял, что лежит у себя на кровати, придавленный ста двадцати килограммовой разгневанной тушей.
— А вот что я у тебя нашла, — она сунула под нос мужу нераспечатанную коробочку с духами. – Кому ты их купил, кобель необрезанный?
— Тебя-я-я… Тебе-е-е… — задыхаясь, хрипел старик.
— Не ври, извращенец, такими только малолетки душатся, да бляди на Ярославке. Давай всё выкладывай, пока я тебе яйца не пооткручивала.

*

— А дальше вы поняли, что умираете и ткнули указательным пальцем свою супругу в глаз, а когда та отшатнулась, позволив вам выскользнуть, схватили самовар и несколько раз её ударили. Тем самым нанесли Миланике Николаевне Липкиной травмы, несовместимые с жизнью, — тюремный врач поправил очёчки и поднял на Владислава равнодушный взгляд. – Всё это я уже неоднократно читал. Даже не смотря на возраст, медэкспертиза признала вас вменяемым, так чего же вы от меня-то хотите?
— Вы знаете… Вы только не поймите меня неправильно, но… — Владислав чувствовал, что ему не удаётся подобрать подходящих слов. – Но, вы не могли бы её вернуть?
— Вернуть? Вы думаете это возможно? – взгляд доктора не изменился, но теперь в его голосе читалось нарастающее раздражение.
— Нет-нет, не в этом смысле. Но просто… Пока я её не… пока она была жива, мы с ней встречались в моих снах, а после того как я её убил… её не стало… её не стало. Совсем.

Оцените статью