Сонная быль

1.11.12, день
Меня зовут Шарлин. Я работаю продавцом в книжном отделе супермаркета ВсеКниги.
Сейчас я прячусь в кладовке с дневником, чтобы наш менеджер Бен не дай бог увидел, что я не работаю. Вряд ли его можно испугаться, но от общения с ним приятного мало. Когда он видел, что кто-нибудь из сотрудников пьет кофе или болтает с напарником, ввиду почти постоянного отсутствия покупателей, на Бена находил ступор: его впалые щёки и синие круги под глазами ещё более усиливали впечатление, что с вами разговаривает не человек, а зомби. Он подходил к сотруднику, глаза его начинали вращаться и он начинал читать Правила Поведения Сотрудников в Магазине, голос от глухого становился с каждой минутой на тон всё выше, и его жертва всё глубже попадала в гипноз этих червивых глаз. Высокий и худой как спичка, он стал администратором магазина пять лет назад, совершив «головокружительную» карьеру. Наверно, Бен просто не видел того, что происходит в «его» магазине, и ему казалось достаточным вести себя подобно надзирателю. Кража книг, отсутствие спроса, блёклые стеллажи, нерабочие в половине магазина лампы и унылые лица сотрудников при виде плана продаж – всё это проходило мимо его «блестящей карьеры». Моя жизнь стала похожа на этот магазин, где дни тянутся монотонно и тягуче, подобно разжеванной ириске.
Впрочем, когда я оглядываюсь на своё прошлое, то понимаю, что вытянула счастливый билет. Когда родителей не стало, меня хотели отдать в детский дом, потому что мои родители были сиротами, а значит, не было родственников. Мне было одиннадцать, когда я с тупой болью поняла, что нет никого рядом. Тогда спасением стал старый сосед, который предложил оформить на себя опекунство, при условии, что жить я буду сама по себе и буду отдавать часть денег. Моя первая рискованная сделка казалась роскошью по сравнению с тем, что меня ожидало, но я была благодарна ей. В школу я больше не пошла и бралась за любую несложную работу. Моей целью стало выживание. Моей новой семьей стала я сама.
25.11.12
Когда-то, Грег, приходя за очередной порцией денег, посоветовал мне записывать свои размышления в тетрадь. В прошлом он был неплохим психологом и довольно известным, а потом постепенно спился, когда от него ушла жена. Теперь мне под тридцать и я, глядя на него, испытываю те же чувства, что семнадцать лет назад.
Сегодня был довольно неплохой день: пришли несколько заезжих художников, которые захотели купить редкое издание об искусстве Ван Гога с иллюстрациями. Глядя на их живые лица, на неподдельную радость, в моей душе будто прошла лёгкая рябь. Это было не завистью, не злостью и даже не раздражением, а что-то вроде сожаления. «Заверните, пожалуйста, в какую-нибудь яркую бумагу. У вас есть золотая или серебряная? Мы хотим подарить её одному хорошему человеку на день рождения» — голос девушки-художника быстро восстановил водную гладь моей души. «Да, я сейчас посмотрю».
6.12.12
Уже который день меня клонит в сон. Будто падаю в пропасть, без звуков, без цвета, в жуткую пропасть, где нет дна. Хорошо, что в нашем магазине почти всегда пусто, иначе другие обязательно заметили мои ежедневные опоздания на работу. Теперь постоянное движение стало моим спасением от той пропасти, которая ежеминутно подстерегает меня, и я стала напоминать шустрого робота в униформе. Но тягучая сонливость словно превратилась в мою тень. Стоило мне на минутку присесть, как сонная нега постепенно захватывала мои чувства, медленно укутывая их в плотную вату дрёмы. Иногда эта тень внезапно оказывались у меня за спиной в автобусе, когда я проезжала свою остановку; иногда я вдруг понимала, что вот уже пять минут как меня пытается безуспешно разбудить напарник. И вот уже две недели я замечала, что кофе, который теперь надежно поселился в желудке и стал составлять основной рацион питания, безнадежно остывает в моих руках. Мне надо как-то продержаться эту неделю, чтобы отдать Грегу его обязательный кусок «зелени», как он его называет. В конце-концов, он…
6.12.12
Боже, неужели прошло три часа? Я даже не заметила, как уснула, и шлёпнулась лбом об письменный стол. От удара, стол чуть пошатнулся и рамка с фото упала. Я потерла виски, подняла рамку и поняла, что будет гораздо лучше, если холодный металл приложить к ноющему лбу. Кажется, я немного больше ударилась, чем обычно, потому что перед глазами теперь стоит легкая пелена. О чём же я думала? Ах да, нужно продержаться неделю. Надо пойти завтра в аптеку, купить там что-нибудь…что-то…не помню, как оно называется. Хм, кофе…
спустя некоторое время
«У меня, наверно, галлюцинации из-за неумеренного количества кофе и сна. Такого просто не может быть» — эта мысль вот уже минуту крутилась встревоженным муравьем у меня в голове. Потому что проснувшись, я увидела что лежу на песке, а вокруг меня бескрайняя пустыня, и что руки уже порядочно напекло горячим песком. Но не это главное. На меня с жадным любопытством смотрели глаза подростка цветом жгучего арабского кофе. Поперхнувшись этим кофейным взглядом, я рывком вскочила и от небывалого прежде смущения, медленно села на песок. Мальчик, а на вид ему было не больше двенадцати, попытался улыбнуться и протянул мне руку. Его поведение и молчаливое спокойствие заметно улучшили моё встревоженное сознание. Он крепко схватил мою руку и я легко встала на ноги. «Меня зовут Алекс. Я не знаю где мы, и что здесь происходит, но я ужасно рад, что ты здесь» — с некоторой угрюмостью и нараспев произнес он. Он вдруг ущипнул меня за руку, и проворно отбежал в сторону. «Не сердись, но ты почти моя ровесница. И я немного лучше тебя знаю, что тут происходит, а ты — вряд ли понимаешь» — он насмешливо посмотрел на меня и показал мне язык. «О чём ты? Я просто вижу сон, или у меня бред» — сбитая с толку, сказала я. — «Ну да, а боли от щипка ты конечно не почувствовала, и вообще ты Руж из Люди Икс, во что я могу поверить с натяжкой. Кстати, как тебя зовут?». Его слова переплетались с его быстрым, уверенным шагом. «Шарлин», — сдавленно ответила я, не поспевая за ним. Так как мне пришлось принять его и этот мир, я попросила его рассказать всё, что он знает. По его словам, мир этот не похож на наш. Тут часто происходят изменения, вот, например, сейчас это пустыня, а через некоторое время может быть море; идет дождь, или начинается пожар. Всё это опровергает мысль о том, что нас похитили пришельцы или что мы на другой планете, а также, не является нашим бредом, или сном, или то, что называют смертью. Удивительно, но за всё время, а это примерно месяц, Алекс не испытывал голода, и не смог заснуть, но боль он испытывал. Он показал мне исцарапанные руки, словно они были его сокровищем, и рассмеялся. Я не могла поверить в то, что он мне рассказал, но всё же задала вопрос, который внезапно пришел мне в голову: «Послушай, раз я здесь, значит, и остальные тут могут быть?». Он с тоской взглянул на горизонт, и нехотя ответил: «Да, конечно. Но, как правило, я находил их, когда они уже были мертвы».
Первая волна
Мне понадобилось довольно много времени, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию, и я пришла к следующему выводу: мне невероятно повезло, что я встретила Алекса. Да, он ещё ребёнок, но ведет себя порой как взрослый; это немного неприятно, что наши статусы поменялись и я теперь зависима от него, но на самом деле вряд ли кто-нибудь повел бы себя лучше. И потом, раз он здесь так долго, значит, у него есть способность выживать в этом мире, несмотря на его возраст, тогда как я, взрослая тётка, сержусь на себя и веду себя глупо. Так, нужно как-то ориентироваться, может, по солнцу можно определить направление и час. Брошенный взгляд вверх озадачил, потому что солнца там не было вообще, как и облаков, и прочего. Зато откуда ни возьмись, протянулся мощный синий луч, который разрезал небо как нож лазурный торт. Я окликнула Алекса, и спросила, что он означает. Он взглянул и нахмурился: «Шарлин, ты только не пугайся, но сейчас будет именно, то о чём я рассказывал. Мир поменяется, как фигурки в калейдоскопе. Подойди ко мне, нам нужно держаться вместе. Блин! Слишком поздно! Бежим за тот бархан!». Я услышала позади шум и обернулась: позади меня с ужасающей быстротой надвигалась волна, как при цунами. Громада воды приближалась, поглощая всё вокруг. Я будто превратилась в статую, и как в тумане увидела, что Алекс пытается тащить меня за руку подальше от сине-зеленой толщи. Он ударил меня по щеке, и я наконец пришла в себя. Представьте себе, что по песку бегут две худенькие фигурки, а позади них всё расплывается синим одеялом вода, которая вот уже лижет им пятки, и наконец, сбивает их с ног. Наши руки расцепляются, и мой напарник по несчастью решительно наперерез волне плывёт ко мне. Сама я барахтаюсь что есть силы, и кричу ему, что не умею плавать. «Ну что ж!»- кричит он мне в ответ, — «Значит, самое время научиться! Попробуй немного успокоиться и представить, будто ты делаешь снежного ангела! Только в воде!». Я следую его совету весьма вовремя, потому что следующая волна отшвыривает его подальше от меня, и поверхности воды видна только его голова. Он снова пытается плыть ко мне, но течение всё время отдаляет его от меня. «Нет, нет, я не хочу!» — бесшумно взрывается во мне крик, но воды становится всё больше, и я уже начинаю захлёбываться, как вдруг что-то сдавливает мои плечи, впивается в кожу и буквально выхватывает из воды. Волны становятся дальше от меня, и что-то несет меня к чёрному пятну; оно оказывается большим деревом, корни и часть ствола которого покоятся на куске гранита. Осторожно опустив свою ношу на ветку, существо приземлилось рядом.
Попытаюсь описать его: большие крылья, тело покрыто перьями, когти, похожие на орлиные и человеческая голова, покрытая вместо волос, пухом. Весёлые серые глаза с восторгом разглядывали меня, а рот произнес следующее: «Меня зовут Флавий. Знаешь, тут довольно скучно, не правда ли? Я почти никого не вижу из тех, кто мог бы поговорить со мной, ну кроме тех, кто не выжил. И тут вы, прямо как манна небесная, правда, из воды, а не с неба». Его веселая воркотня как живительное тепло, согревала меня и тот лёд ужаса и паники, который сковал меня, постепенно стал таять. «А вообще, твой друг очень хорошо держался. Я за ним наблюдаю давно, и он такой живучий, прямо как ключ, который бьёт из кучи камней. И счастливчик к тому же: когда большая волна уже хотела похоронить его под собой, он поднырнул под неё и она вынесла его к этому дереву, прямо припечатала его к стволу. Так что он не скоро придет в себя.» — с этими словами он показал на самую нижнюю из веток, на которой лежал Алекс. Его худое загорелое тело, обвисшие ноги и руки, намокшие русые волосы напомнили мне, что он всего только ребёнок, и стыд за свой страх окрасил мои щёки огнём. Флавий понимающе отвернулся. Я потупила взгляд, и увидела смутное отражение: там на меня из воды пялилась незнакомая девочка-подросток, с рыжими волосами, высокая и нескладная. Она была похожа… ну да, на меня лет в четырнадцать. «Это ты. Вообще, в этом мире, вы все такие, какие внутри. И тут уж ничего не поделаешь. В Алексе до сих пор душа подростка, хотя думает он совсем не так, как подростки. Впрочем, он почти всегда был таким противоречивым. Шарлин, хватит делать вид, что ты меня не слышишь». Я ещё немного подождала, и спросила, не глядя на Флавия: «Это же ведь не сон? Такого во сне не придумаешь. Особенно тебя. Кстати, ты-то меня больше всего интересуешь. Признаю, некоторые действия мои были действительно ошибочными, но до меня кое-что дошло. И сознавать это немного неприятно». Я почувствовала пристальный нечеловеческий взгляд, но не боялась его, хотя осознание догадки сдавило горло. Фыркнув, Флавий жёстко произнес: «И всё равно ты глупа. Да, это что-то вроде сна, но не в этом дело. Как правило, сюда попадают те, кто начал переходить грань своей жизни, и вы двое не исключение. Разница в том, что выбор уже сделан вами. Этот мир не для людей, но создан ими. Он отторгает присутствие живых, поэтому создает условия, при которых люди обычно выжить не могут. Ты догадалась, потому что угадала. И потому что помнишь, кто ты. А вот Алекс постепенно забыл. И ему будет куда труднее». Мой лёд треснул, и сквозь него полились слёзы; меня стала сотрясать мелкая дрожь. Между тем Флавий продолжил: «Я видел его жизнь. Я видел, как он каждый день уверенно и с душой катается на сёрфе каждый день. Как он, окруженный друзьями, беззаботно проводит время. Как завоевывая уважение отца и других, он в то же время оставался самим собой, не заносчивым и умным ребенком. Как он, узнав что его мать умерла, ушёл в море, и его первой же волной ударило об скалу. Но ты ведь не расскажешь ему об этом, когда придет его время, а? Так что перестань реветь и учись у него жить». «Если ты такой умный, и тебе он так нравится, то зачем ты нас спас?» — в свою очередь спросила я, сверля его взглядом драной кошки. «Я спас не его, а тебя. С таким-то характером и быстротой мышления можно догадаться» — с усмешкой сказал он, и взмахнув своими орлиными крыльями, улетел. Я откинулась назад, и попыталась немного отдохнуть. Вода уже успокоилась и перестала прибывать; теперь она выглядела как огромное красивое зеркало с гладью сапфира. На меня смотрела всё та же девчонка, потерянная, но не потерявшаяся; голубой сталью отливали её глаза, потому что она, как Скарлетт, не щадила себя, пытаясь выжить. Что-то давно забытое пробудилось в ней, когда она увидела, как Алекс плыл к ней, без страха, со всей безрассудностью подростка. Словно сорвали ту завесу, которая я ежедневно задергивала перед своими глазами, перед своей жизнью.
Вскоре раздался стон. Глаза Алекса, словно крылья бабочки, встрепенулись и открылись. Он выглядел растерянным, и встревоженным. Я на правах старшей по возрасту помогла ему подняться, и ободряюще похлопала его по спине. Он не удивился, и оглянувшись, пробормотал: «Ну ничего себе меня тряхануло. Я будто сотрясение мозга получил. Ты не могла бы сказать мне, что это было? И что ты улыбаешься?». Я провела рукой, убрав непрошенную улыбку, и показав ему язык, с вполне серьезным лицом ответила: «Ты знаешь, пока ты тут прохлаждался, прилетало тут какое-то чудовище с крыльями, пробормотало и улетело». «Ну да, так я тебе и поверил! Никого кроме нас, тут нет. И плаваешь ты, похоже, лучше меня». Мы рассмеялись и замерли; так неподобающе звучал наш смех среди этого царства безмолвия.

«Я устал»
Приближалось время следующей перемены. Я раздумывала о том, как вести себя дальше. Алекс с уханьем лазал по веткам и прыгал где только можно. И в то же время, он словно витал в облака. Наконец, запыхавшись, он прыгнул на ближайшую ветку. «Шарлин, а ты чем в жизни занимаешься? Я же понимаю, что тебе на самом деле не четырнадцать». «Я успешный художник. Моя недавняя выставка имела успех, и я скоро поеду с ней в Лондон, чтобы показать всем, где раки зимуют» — угрюмо пробормотала я. Алекс свесил ноги с ветки, и до меня донесся тихий плеск. «Шарлин, я хочу тебе кое-что сказать. Ты кажется, довольно неплохой человек и думаю, что сейчас у тебя не лучший период. Но за то короткое время, что я знаю тебя, не думаю, что на самом деле ты такая напуганная, скучная и глупая, какой кажешься. Я действительно рад, что встретил тебя и с удовольствием назвал бы своим другом, но я устал. Я понял, что стал настолько одичавшим, что сначала хотел убежать от тебя подальше, когда ты ещё не очнулась. Все эти…люди, которых я видел, все эти постоянные перемены окончательно достали. Последняя борьба утомила меня. Что, если это будет продолжаться бесконечно?». Я промолчала. Что тут скажешь? Я не имею права его разубеждать, потому что это чувство преследует меня последние десять лет, и оно хорошо мне знакомо. Постоянная работа и отказ себе в развитии моих способностей стали моей привычкой по жизни. И обвинять в этом можно только самого себя.
Я со вздохом посмотрела наверх и побледнела: небо снова пронзил луч, только он теперь был кровавого цвета.
Последний огонь

«Что теперь? Почему это произошло так быстро?» — чувство страха свинцом обожгла грудь. Мы всё быстрее карабкались к вершине дерева, потому что огонь неумолимо поднимался всё выше. Оставалось примерно менее пяти минут до того, как огонь доберется до нас; я взглянула на моего друга и вдруг поняла, что не хочу на это смотреть. «Послушай, мы ещё можем спастись! Мало ли что ты там решил, ты ведь всего лишь ребёнок! Я знаю, кем ты был до того, как попал сюда: красивым, умным, добродушным; у тебя было любимое дело, тебе не надо было вставать и каждый раз думать о том, где заработать лишний доллар; у тебя наконец есть отец, который тебя наверняка любит!» — всё это я громким шёпотом рассказывала ему, пока он смотрел на огонь. Он повернулся ко мне, и я увидела в его глазах живые всполохи искр. Было видно, как он насколько мог вложил в свою улыбку того радушия, той искренности, которая может быть только в детстве: «Я тебе не рассказывал, но в то время, когда был без сознания, я увидел отца. И там была мама. Понимаешь, даже если бы я ничего не знал о своем прошлом, я всё равно поступил бы точно также. Даже там, в том мире, я чувствовал себя ну…как бы пустоту внутри. И ни хобби, ни отец, ни даже ты не могут её заполнить. Иногда даже правильное решение не всегда является очевидным. И тем труднее на него решиться». Он закрыл глаза, а я тем временем оторвала ветку и воткнула её в бедро. Кровь полилась яркой струей, но её явно не хватало, чтобы загасить окружающее пламя. Алекс увидев рану, сердито вскрикнул и оторвал от своей рубашки полоску ткани. «Флавий! Я знаю, что ты здесь! Моя жизнь в обмен на жизнь этого ребенка! Я знаю, что ты на это способен, и чёрт возьми, это ты меня втянул в эту историю!» — закричала я. «Я не глухой, а ты просто насмотрелась фильмов. Теперь ты просто глупо умрешь» — его равнодушный голос эхом перекатывался между небом и водой. Прошло уже около двух минут, и я начала слабеть; видел ли это Алекс, неизвестно, но когда я ощущала разрастающийся туман в глазах, он что-то крикнул, и вокруг наступила темнота.
Рождество
«Эй вы там, она проснулась! Теперь всё будет нормально, Шарлин» — морщинистое лицо Грега проступило в тумане. Мне показалось или он плакал? Я шире открыла глаза и очутилась в больничной палате, полной шариков и невыносимого запаха цветов. По давно знакомому лицу соседа пробежала тень, и он улыбнулся. «Ты представляешь какие дела, я прихожу к тебе домой, а ты не открываешь и свет горит. У меня есть потайной запасной ключ, ещё твоя мать дала, открыл дверь. Ты лежала на полу судя по всему уже дня три без сознания, а рядом валялся тот дурацкий дневник. Ну я и в скорую звонить, аж переволновался весь. А положили тебя сюда, так врач и говорит, судя по записям, у нее нарколепсия. Стресс сыграл свою роль, как и отсутствие близкого окружения. Сколько она ещё проспит, неизвестно». Я посмотрела в окно: там солнце ярким блином освещало всё вокруг и играло падающими снежинками. «Грэг, узнай, пожалуйста, лежит ли в этой больнице мальчик по имени Алекс. И ещё нужно позвонить на мою работу и сказать, что я туда больше не приду». «Хорошо. Вот только на работу ты сама придешь и скажешь, когда выздоровеешь. А иначе ты полностью не поймешь, как это для тебя важно». Он улыбнулся и вышел из палаты.
Прошло две недели. Я теперь уже полностью ожила, да и рана на бедре заживает. Сны мне теперь вообще не снятся, потому что все мои чувства и впечатления уходят теперь в картины. Эти идеи словно по волшебству приходят в мою голову по утрам. Краски со всем необходимым купил Грэг; он теперь относится ко мне теплее, чем прежде. Оказалось, он уже восемь лет как перестал пить, и все деньги, что я отдавала ему, он откладывал в банк на счёт. У меня столько замыслов, как провести ближайшие года, что даже почти не хватает времени на сон, только разве два-три часа. Теперь в магазин ВсеКниги я хожу только чтобы купить новое издание о художниках, и бывшие коллеги с радушием помогают мне выбрать новинки. Но есть то, что действительно помогает мне меняться: это маленькая миниатюра мальчика на сёрфе, который катается по белоснежному морю из облаков.

Оцените статью