На перекрестках моих сновидений

На перекрестках моих сновидений

Когда тебе снится сон с вычурными рельефами подземных переходов, скрипучими деревянными лестницами старых бараков, трассами, уходящими за край мира – всегда страшно. Не существует безопасных снов. Есть только иллюзия, сотканная нитями зыбких наваждений. И когда ты просыпаешься, может оказаться, что все сбылось.
Только люди беззаботны на своих подушках. Они вкушают сны, как изысканные блюда: соленые, сладкие, горькие, кислые, с плесенью, под аккомпанемент бокалов с крепкими винами. Но когда они просыпаются, наевшись, то практически сразу перестают думать о своем пиршестве. И только иногда ухватывают памятью туманный образ заинтересовавшего их деликатеса.
Люди, животные, да книги с картинами – вот уж кто не боится спать и грезить.
Меня создали люди, которые вместе с мелкими зверьками населяют мои чертоги. Обо мне писали в книгах и рисовали на полотнах.
Я – Город. И мои сны – реальность для других.

Мое детство прошло на берегу полноводной реки с мутновато-зеленой водой. Я пил ее воду своими неокрепшими и шаткими мостками, вдыхал запахи тины летом и крошащегося льда зимой. Догонял ветер вместе с быстрыми псами, прыгал с крыш сараев в стога сена вместе с глупыми человеческими детьми. Каждый день и каждую ночь я неутомимо резвился, играл, обучался.
А потом я проснулся.
Я плакал, захлебываясь в слезах пустоты, бился о стены мерзкого небытия. Мира не существовало в реальности. Лишь зыбкие контуры, тени, бесконечно сменяющие друг друга. Химеры пустоты, время от времени исчезающие в белесом тумане бодрствования.
Блуждания и стенания не помогали успокоиться. Крики о помощи гасли, столкнувшись с беззвучием. Тогда я свернулся калачиком в условном углу пустоты и заснул.
Да-да, я заснул. И тотчас тени обрели плоть, краски разрисовали мир звездным небом и тонким серпиком месяца, древесиной и копотью, посапыванием спящих людей.
Тогда я понял, что все, казавшееся мне реальным миром, лишь сон. Грезы порождают строителей домов, улиц, мостов. Они создают меня в моем же сне. Так я впервые познал суть сновидений.

Это чудно. Существует ли мир вне моего сна для всех живых существ? Я никогда не знал ответа. Один бездомный человек, замерзая зимой на моих брусчатых руках, шептал в камни мостовой, что хочет заснуть навсегда, чтобы больше не знать жестокости жизни. Вечный пир с закусками из сновидений. Возможно ли, что сны людей – чья-то реальность? Но точно не моя. В моем реальном мире я оброс коростой грязи и постоянно чешусь. Грязь отваливается теневыми чешуйками, отдаленно напоминающими маленьких человечков. А когда я засыпаю, то узнаю, что некоторые люди погибли, умерли, ушли в вечный сон. Всю свою жизнь меня терзает вина в том, что снаружи снов я убиваю людей, всего лишь почесавшись. Но я не могу остановиться. Зуд слишком сильный. И чем старше я становлюсь, чем больше людей живет на моих улицах, тем сильнее становится зуд. Иногда я увлекаюсь и расчесываю тело до щербин ран. После такого мне снится, как разрушаются мои части во время землетрясений и войн.
Самые жуткие сны.

Первый сон про войну мне приснился, когда я справлял свое второе столетье. Только-только вступал в расцвет юности, смущался своих половых признаков в виде первых заводских труб. Коварная и разрушительная глупость людей, именуемая ими войной, пробралась в мой сон и начала терзать меня, словно чесотка наяву. Я корчился в судорогах, когда люди взрывали целые кварталы моего тела. Спазмы желудка душили мою плоть, и я изливался изуродованной канализацией наружу. Было страшно и больно, но я не хотел просыпаться. Проснуться, значит навредить себе еще больше, встретиться с тенями, чесаться, сдирать с себя грязь. А грязи будет много, войны людей никогда не пахнут духами.
В юности мое терпение вознаградилось чудесным сном про окончание войны и восстановлением всего организма. Сладкие сны каменных переулков, подглядывание за робкими автомобилями. Во сне они щекотали меня, когда проезжали по улицам. Такие забавные. Потом машин становилось все больше и больше. Приятная щекотка сменилась больным пощипыванием, которое переросло в острую постоянную боль, словно твою кожу сдирают наждачной бумагой. Боязнь проснуться и расчесать тело пронзала мою душу. Я заболел и стал кашлять дымом и гарью, погружаясь в горячечный бред пожаров на складах с топливом. Как-то мне стало до того плохо, что я не удержался и проснулся.
Рвал руками куски опаленной плоти, пытаясь унять чесотка. Собственными слезами поливал дымящиеся ожоги, поскуливая, словно побитая собака.
А когда я заснул, убаюканный утихающим зудом кожи, мне приснился еще один жуткий сон. Еще одна война. Страшнее первой…

Грозные металлические гусеницы ощетинились оружейными стволами. Они давили и уничтожали людей, разрушали дома. Некоторые гусеницы превращались в отвратительных стальных бабочек, сбрасывающие на мои черепичные волосы коконы разрывающегося хаоса. Страх, смерть, сила. Три больших буквы С чернели крестообразным орнаментом на красных тряпках агрессии. Одни люди пришли убивать других. Как всегда. А я пытаюсь заслониться от них, уберечь себя от боли. Но они выжигают меня огнем и сталью, своим стремлением все разрушить. Страх сойти с ума от человеческого насилия толкает меня к пробуждению. И я вновь просыпаюсь, крича и задыхаясь.
Причина и следствие путаются в моей голове, так трудно становится отделить полный страдания сон от безразличной к сострадательности реальности. Во снах есть мир. А здесь его нет. Остается только снова заснуть.

Зрелость. Ее выдает высокая башня городского совета, созданная пленниками второй человеческой войны. Стада прожорливых бензиновых монстров рвут мое новое асфальтовое одеяние, которое хоть как-то приглушает боль. Вместе со зрелостью приходит мудрость и философский взгляд на иллюзорную реальность снов. Теперь мне все равно. Сон – реальность, реальность – сон. Между двух страшных крайностей прозябает мое существо. Рутинные сны серых ужасов повседневности против пустующей реальности с вечной чесоткой.
Я много думал о смысле жизни. Своей жизни и бдению людской судьбы, вышагивающей километры времени.
Думал о своих братьях и сестрах. Они где-то были, я точно это знал из разговоров людей. Другие Города. Но я не видел их во снах, лишь мельком, в человеческих книгах, в экранах говорливых ящиков. В реальности не было и этого. Я звал их, силясь пробиться сквозь метаморфозы зыбких образов пустоты. Никто не отвечал. Лишь один раз, после кошмара о второй войне, облизывая сожженные конечности, я увидел прекрасный образ. Словно сон. Белые стены. И белая башня со шпилем в виде яркой сияющей звезды. Миг, и мираж исчез. Я долго вглядывался в серую мглу, но больше ничто не потревожило безжизненную пелену.
Может, я видел Бога? Люди во снах говорили, что Бог создал их по своему образу и подобию. Их Бог. Мой Бог совершенно другой. С белыми стенами и яркой звездой на вершине башни. Он добрый и ласковый, готовый растворить всех своих детей в любви и безмятежности.
Мысли о Боге взбудоражили мой разум. И я не мог заснуть…

Грезы снов перешли в мысли реальности, и я никак не мог вызвать их в виде сна. Бессонница. Очередной кризис моей жизни. Я усердно старался заснуть, но ничего не получалось. Мир не появлялся. Тогда я стал проклинать своего доброго Бога, что мысль о Нем отобрала у меня вселенную ярких сновидений. От проклятий я перешел к просительству, хлипким и жалким молитвам. Бог не посылал мне сон, заставляя страдать от новой волны невозможности.
Возможно, Он услышал мои молитвы, или я просто смог успокоиться. Так или иначе, но я вновь погрузился в мир красок, запахов и событий…

Долгое бодрствование породило самые фантастичные сны.
Желто-красный аппетитный гриб вырос на краю мира, ссохся и упал за горизонт. Рыжий ветер махнул хвостом и лисичкой с ядовитыми дарами явился ко мне в гости. Ветер разбрасывал свои смертельные подарки на моих улицах, а тощие люди в масках с хоботами оседали тенями на мою асфальтовую одежду. Они дохли, как мухи, опрысканные химикатами. Сотни, тысячи. Их смешные маски с хоботами не могли спасти от невидимого яда. Некоторые из людей зарылись в мою плоть, отгородившись от всех и вся бетонными заслонами. Бледные и мучимые голодом, они опарышами копошились в моих внутренностях, пока все до одного не исчезли в своих вечных снах. Исчезла боль, которая в нарастающем спектре преследовала меня с рождения. Я знал, я чувствовал, что люди исчезли не все, они остались где-то за пределами моего сна, возможно, во снах моих собратьев. Но в моих грезах им уже не было места. Я облегченно вздохнул и впервые проснулся с улыбкой на лице…

Счастье сновиденческих грез очень быстро сменилось тоской и грустью. Всю свою жизнь во снах я слышал крики новорожденных младенцев и шепотки умирающих стариков. Сейчас я сам встретил свою старость. Но без людей. Их муравьиные пробежки по моим улицам исчезли пять веков назад. Их забавные машины и механизмы давно превратились в ржавую пыль. Только дикие звери приходят на мои заросшие деревьями проспекты. Они дерутся за добычу, спариваются, спят и видят сны. Те же люди, только не такие жестокие и глупые. Но с ними скучно. Пройдет еще не одна маленькая вечность, пока звери станут такими же глупыми, как люди, начнут строить и разрушать. Я не доживу до тех времен.
Последнее время во снах, как в детстве, я бегаю наперегонки со стаей диких собак вдоль пересохшей реки. Старость делает меня неуклюжим, и собаки то и дело сбавляют темп, уворачиваясь от осыпающихся обломков моих зданий. Я стараюсь бежать с ними вровень, но часто спотыкаюсь и отстаю. Во время одного из таких забегов что-то выдергивает меня из сна. Я просыпаюсь и все понимаю. Пора…
Мои покрытые трещинами морщин руки сбрасывают вековую пыль. Я делаю шаг по направлению к яркому свету, пробивающемуся из бездны серого ничто.
«Звезда. Звезда безопасных вечных снов», – шепчу я пересохшими губами. Вспоминаю свое давнее видение божественных белых стен.
Перед тем, как рассыпаться серой пылью, я вижу тех, кого так долго искал и звал.
Другие Города. Они встречают меня радостным звоном колоколов…

***

Когда Города спят – им снятся люди. Когда спят люди – им снятся Города. Кто кому точно снится, еще предстоит выяснить другим людям и другим Городам. А они точно будут. На месте старого и погибшего Города, горстка полудиких людей уже начинает присматривать место для будущего обиталища грез…

Оцените статью