Кинопленка сознания
Рассказ-матрешка под музыку рок, поп и этно
Чувства всегда с нами случаются. Мы всегда надеемся, что останется какая-то лазейка для здравого смысла, для свободы, для эгоизма. Когда спохватываешься, рыдая в своей комнате от того, что снова выбрали не тебя, что тебе некому подарить хотя бы пару часов в неделю, что твоя забота и нежность остаются невостребованными, когда происходит весь этот хаос – значит, уже поздно сворачивать с этого шоссе. Нужно непременно врезаться в свое (раз)очарование, основательно помять психику, пожалеть себя – словом, сделать все то, за что потом можно будет себя презирать.
Все начинается с простого обмена непростой информацией. Все так легко: слова, шутки, термины, поиск общих любимых песен, книг, взглядов на жизнь. Это очень легко, пока не вслушаешься, и эта интонация не проскользнет коварным лазутчиком в твой внутренний мир. Ее не звали. Она просто одухотворенная, живая. Человека нельзя поставить на повтор, как песню. Именно так и приходит желание быть рядом – через слух.
Тогда произойдет самое страшное – померкнет музыка. На какое-то время она уйдет в тень. Будешь рассеивать свое присутствие по одиноким закоулкам города – по простору холодного осеннего пляжа, по засыпанному золотисто-ржавыми листьями парку, по галереям и выставкам, которые тоже пусты, если приходить за пять минут до закрытия. Будешь искать свою самодостаточность снаружи. Это не наивно и супер – это глупо.
Когда остаешься наедине с собой, выражение твоего лица — это оксюморон. Глаза, полные слез и мягкая улыбка. Никакого напряжения снаружи и внутри. Ты из последних сил играешь с собой, наблюдаешь и исследуешь эту блажь, ставишь боль на конвейер творческого вдохновения, раскладываешь по полочкам эмоции, осмысляешь их. Включаешь музыку, которая вновь оказывается кстати. Засыпаешь…
Награда
Саундтреки:
Kasabian – I.D.
Би-2 – Держаться за воздух
Mylène Farmer – Je t’aime melancolie
Amedeo Minghi – I ricordi del cuore
Amedeo Minghi – Asia
Karunesh
Это один из немногих моментов, когда шум радует. Это редкий случай, когда яркость красных ковровых дорожек и фотовспышек не бесит и не вызывает желания спрятаться.
— Лучший дебют — Сальвадор Медина и Клара Федорова, фильм «Живой Север»!
Мы не понимаем, что происходит. Мы могли предчувствовать победу, мечтать о ней, и все же, сейчас мы безоружны. Мы просто сняли хорошую короткометражку, много работали, верили в свою идею. Когда нам сообщили, что читатели журнала “Empire” называют нашу работу одним из фаворитов года, нашему удивлению не было предела. В конце концов, мы в Лондоне всего три года, и большая часть этого времени ушла на адаптацию к местным порядкам. Сальвадор забыл о своей личной жизни, приехав в Великобританию, я изменила большую часть своих привычек. Нет, я не стала другим человеком, просто вышла на максимум заложенной во мне природой эффективности. Я научилась планировать и предвидеть даже то, что планировать и предвидеть невозможно. Научилась держать язык за зубами и говорить только то, что способствует созданию нужного мне имиджа. Все эти ограничения перестали восприниматься мною как подвиг или насилие над собой – они вошли в мою кровь.
Сальвадор довольно быстро понял, что нравится мне. Ему было от этого неловко – он видел во мне только приятельницу. Пошлый сценарий. Я в свободное время зависала не с ним. Меня любили мои друзья, они верили в мои способности, и все же, мне было отчаянно холодно. Я не могла насладиться выходными и все время брала себе подработку, несмотря на то, что денег хватало. Я постоянно работала, чтобы не думать. Если не работала – тогда отчаянно, искренне, много молилась. Чем больше упорядоченности было в моей жизни, тем меньше в ней было радости. Это именно то состояние, которое психиатры именуют ангедонией – потерей способности получать удовольствие от жизни.
Я ни в чем не винила испанца, напротив, каждый день молилась за его благополучие. Я брала от общения то, на что имела право – моральную поддержку, вдохновение, идеи. Из маленьких деталей я умела домыслить целостную картину. Он не был в самом центре – в моих мечтах он присутствовал на уютной периферии, в которую было бы так приятно вернуться. Вместо этого я возвращалась на свою мансарду к фортепиано, фотоаппарату, компьютеру, телескопу, ярким восточным деталям моего противоречивого интерьера. Я возвращалась к еженедельным однодневным постам, тренировкам, мантрам, изучению итальянского, который то начинала постигать, то бросала. В этой квартире было много порядка и красоты, только любви в ней не было.
Как вообще нас занесло в Лондон? Мы до этого вместе работали в Питере и вместе выиграли грант в области информационных технологий.
Когда проект (модернизация музыкальных школ) был воплощен, мы съездили в Великобританию на две недели, получили предложение работы и осели здесь.
Нас увлекла мимикрия. Даже между собой мы чирикали на английском, благо, знания лексики и фонетики позволяли. Мы хотели больше походить на англичан, чем сами англичане. Смотрели модные сериалы, подхватывая ходовые сленговые словечки, посещали пабы не чтобы пить пиво, а чтобы наблюдать за людьми. Через полтора года такой жизни нас и осенило – снимем фильм о шаманских путешествиях. Удивительно синхронно нам опостылел этот социальный вуайеризм и захотелось проявить себя.
Что я за это время слышала от Сальвадора?
— Клара, зачем ты обрезала волосы? Раньше было лучше!
— Классная идея, только я пока не просек, как осуществить её…
— Хм, а ты неплохо готовишь.
— Что ты все неоплатоников читаешь? Они несовременны! (Здесь обычно начиналась дискуссия минут на 15)
— Я устал, начальство требует от меня невозможного.
— Меня вчера пригласили в театр в Ист-Энде, не ожидал такой необычной хореографии. А ты как провела выходные?
За последнюю фразу хотелось припечатать его по голове чем-то тяжелым, чтобы не нес бестактности. Вместо этого я вежливо улыбалась и рассказывала какую-то интересную лишь нам двоим заумь. Вот так нам и работалось, точнее, ему со мной работалось, а мне с ним жилось. Чем дальше от работы, тем меньше жизни я видела вокруг. Разве что музыка да осознанные сновидения прибавляли вкуса однообразной овсянке будней. Потом включалась эйфория, и я до седьмого пота танцевала дома и на вечеринках, выступала со своими песнями в караоке-барах, побеждала в каких-то литературных конкурсах третьего эшелона. Прошла моя первая фотовыставка на тему детских конструкторов и японских хокку, некоторые местные информационные порталы осветили ее. Мне все было мало достижений, они казались мизерными.
Мы напряженно искали актеров на главные роли. Пейзажи и диалоги были в центре нашего внимания. Питер, Осло, Рейкьявик – нам удалось без лишних затрат и роскоши посетить эти города, чтобы отразить их архитектуру и атмосферу. Одновременно с этим рос и наш мистический опыт. Сначала мы вели дневники сновидений самостоятельно, а затем случайно пересеклись в сновиденной реальности. Эта встреча стала сюжетообразующей.
Ясность ума
Это Париж, квартал Ля Дефанс. На этом фоне странно, выбиваясь из общей картины, звучит песня русской группы “Би-2” — «Держаться за воздух». На словах «Из тысячи дорог я выбираю эту» я вижу знакомый силуэт напротив меня, в толпе на закатном проспекте. Это Сальвадор. Местность в высшей степени реалистична. Я смотрю, щурясь, на солнце, затем на своего товарища, затем подхожу к модному бутику и касаюсь стены. Ее шершавость и прохлада указывают на то, что я прорвалась в устойчивое астральное путешествие. Под кожей непонятное ощущение, как будто душа с легким зудом отделяется от физической оболочки. Теперь я снова оглядываюсь вокруг. Сознание подсказывает, что здесь должны быть спрятаны ключи ко всем добродетелям жизни. Теперь нужно сосредоточиться и найти их. Мой взгляд падает на дерево. Подхожу к дереву, настукиваю ритм песни Милен Фармер «Je t’aime melancolie”. Открывается маленькая, ранее невидимая дверь в стволе дуба, и внутри, в темной нише, обнаруживается бронзовый ключ. «Богатство» — написано на нем.
— Ты помнишь, что нужно сделать с ключом, от какой он двери?
Сальвадор незаметно подошел ко мне, пока я открывала дерево.
— У меня есть несколько версий – отвечаю я ему.
— С версиями разберемся потом, у нас мало времени. Тебе осталось найти еще три ключа — сухо заключил испанец.
Я задумалась. Внезапно я подняла голову и увидела летящую над проспектом стаю голубей. Только тогда я осознала, что на мне почему-то ковбойский костюм, а в кармане лежит револьвер. Я прицелилась и сбила одну из птиц. Упавшая тушка показалась мне странной. Подойдя поближе, я увидела, что птица была механической – из развороченной серой тушки торчали шестеренки и болтики. Подняла, потрясла набитое металлом и пухом чучело, из которого со звоном вывалился серебряный ключ. «Слава» — эта надпись была выгравирована на ключе.
Осталось два. Смело захожу в бутик, здороваюсь с продавцами. Удивляет то, что местные законы одобряют стрельбу в центре столицы. «А что, если это знак того, что сон скоро закончится?» — проскакивает тревожная мысль. Быстро покупаю, не примеряя, первую попавшуюся майку. Даю 15 евро, а мне на сдачу продавщица смущенно предлагает золотой ключ с надписью «Знания». Благодарю ее, кладу в карман. Снова выхожу на проспект, а Сальвадора и след простыл. Небо за это время стало двухцветным – пунцово-голубым. Бегу по тротуару, лавируя между прохожими. Четыре минуты мчания по улице неизвестно куда утомляют меня. Останавливаюсь у входа в кофейню, где внезапно вижу сеньора Медина. Он читает свежую прессу, что на него не похоже (обычно он предпочитает размышлять, а не читать) и пьет грейпфрутовый сок.
Подхожу к его столику и внимательно смотрю на него. Докладываю:
— Я нашла три ключа и ума не приложу, где можно выудить четвертый.
— Неужели фантазия не подсказывает тебе, что это за четвертый ключ? – лениво произносит Сальвадор. Я снова вижу в его карих глазах так полюбившееся мне хитрое выражение.
— Мне не хотелось бы, чтобы это оказалась какая-то банальность – уточняю я.
— Вот как? То есть влачить то жалкое существование, которое у тебя есть сейчас – это не банально, а быть счастливой – банально? – бросил он в воздух риторический вопрос.
— Я вообще не понимаю, зачем так спешить – растерянно замечаю я.
— Главное, что я понимаю. Присаживайся, попробуй замороженный йогурт – пригласил меня друг, коллега и единомышленник.
— А как же время? – продолжаю колебаться.
— Помнишь, что глюкоза помогает интеллекту? Предлагаю тебе подзарядить батарейки.
С этими словами Сальвадор начинает совершать какие-то странные действия. Он бросает ложку йогурта в свой стакан с соком, перемешивает их, добавляет корицы и с блаженством на лице выпивает получившийся коктейль. Чем дольше я за ним наблюдаю, тем более нескромной мне кажется сцена. Тогда он берет мою руку и целует ее. Я встаю, склоняюсь к своему спутнику и начинаю целовать его. К моему удивлению, он не только не сопротивляется, он весьма рад сложившейся ситуации. Этот момент достоин того, чтобы ждать так долго, мы оба на эмоциях и поглощены друг другом. Я чувствую, что мы делаем все от души, искренне. Моя голова пуста, в ней нет рассуждений, одни ощущения. Волнение от прикосновений дорогого мне человека смешивается со вкусом сладостей во рту. Я удивленно нащупываю языком что-то странное, твердое, не предусмотренное анатомией человека. Тогда Сальвадор прерывает поцелуй и с улыбкой достает изо рта розовый ключ.
Я смеюсь, наконец осознав, в чем дело.
— Ну и как, банально? – глаза Сальвадора под пышными ресницами искрятся колко и горячо, как угли в камине. Он игриво вертит розовый ключ в пальцах, а затем отдает его мне.
Я внимательно рассматриваю последний артефакт. Процесс поиска был весьма приятным, и теперь я вижу находку – светло-розовый маленький ключик с украшениями в форме сердца. Значит, любовь.
— Как же перетащить эти ценности в реальную жизнь? – спрашиваю я испанца.
— Думаю, достаточно помнить о них и бывать там, где они проявлены ярче всего. Здесь, в квартале Ля Дефанс, можно реализовать многие мечты. Есть и другие места силы на нашей планете. И еще. Ты обратила внимание, из какого материала сделан последний ключ? Не металл, не дерево, не камень, не глина. Сахар. Это значит, что чувства слишком быстротечны, чтобы омрачать их расчетом, ожиданиями и претензиями. У каждой истории свой вкус, и чем правильнее ты дегустируешь, тем дольше продлится послевкусие.
Небо темнеет, зажигаются яркие вечерние витрины. Сальвадор берет меня за руку, и мы наконец-то не спешим. Просто бродим, изучая окрестности. Я вижу, что картинка сперва тускнеет, затем отдаляется, и вот уже из осознанного сновидения меня «перебрасывает» в обычное.
Награда (продолжение)
На следующий день мы увиделись, чтобы доработать сценарий. Мы спокойно обсудили увиденные сны. В конце концов, закономерно, что начинает что-то получаться после года практики. Наше общение было таким же – дружеским, а вот работа над фильмом продвинулась весьма значительно. Мы пригласили выпускников частной киношколы на две главные роли и полностью повторили отрывок из нашего совместного видения.
Прошло еще полгода, и вот мы получаем премию журнала “Empire”. Мы были крайне немногословны в благодарностях и интервью, мотивируя это тем, что фильм сказал все за нас. Мы пару раз ущипнули друг друга, убедились, что не спим, и затем снова принялись за работу. Теперь мы еще внимательнее подходили к кастингу актеров, а музыку для нового фильма, состоящего из трех новелл, написал лондонский экспериментатор Келе Окереке, что весьма нам польстило.
Камера, мотор…
* * *
Точнее, будильник. Я вижу, что часы показывают 10 утра. Проспала лучшие часы, самые благодатные для работы над собой. Теперь нужно спешить окунуться в вереницу дел, ведь, как и во сне, мои будни и выходные не слишком отличаются друг от друга.
— Клара, уже 10 часов, тебе сегодня на работу? – звучит голос отца.
И что тут скажешь? Что я всегда работаю? Так мне не поверят. От сентиментального сновидения остались лишь лохмотья воспоминаний. Поежившись и потянувшись, я взяла в руки ручку и стала составлять планы на день. И все-таки, «Живой Север» — весьма любопытное название.